Как царь с коррупцией боролся и что из этого вышло?

Как-то раз днем, сразу после обеда, решил царь с коррупцией бороться. Собрал бояр верных и спрашивает их грозно:

— Есть среди вас такие, кто взяток за всю свою службу верную не брал ни разу?

Зарделись бояре и стали думу думать. Подумали и такой ответ царю дали уклончивый:

— Ежели телеге колеса не смазывать, то далече она никак не уедет!

Расстроился царь-батюшка и догадался, что холопы его верные не на одно жалование царское жизнь проживают. И решил он правеж праведный устроить. Мол, все, что было набрано боярами за годы службы, немедленно в казну царскую доставить. А кто ослушается, тот сразу к палачу на плаху пусть в очередь становится.

Опечалились бояре. Терять деньги, за рубеж много лет вывозимые, да в хоромы англицкие и суденышки самоходные вкладываемые, никто не хотел. Мол, лучше голову потерять, чем все добро с таким трудом нажитое.

И выстроились они все как один на площади Красной, на казнь лютую, царем-батюшкой придуманную.

А царь-государь занял место почетное в первых рядах зрительских. Прессу пригласили, чтоб та суд царский справедливый зафиксировала, да до народишка донесла. Послов заморских тож. Пусть видят, что и в нашем царстве-государстве все по закону творится. А не абы как, как те раньше думали.

Народу на зрелище небывалое собралось видимо-невидимо. Все хотели посмотреть, как с бояр надоевших до смерти головы полетят. А на площади тем временем скоморохи развлекаются, публику разогревают перед зрелищем потешным.

Тут фанфары заиграли, барабаны забили, и палач царский вышел. Топор впопыхах бруском правит да на бояр с интересом коммерческим поглядывает.

А те ему шепотом:

— Мол, давай мы у тебя топор ентот купим за сумму великую. И деткам твоим школу Кембриджскую обеспечим. И жинка вся в мехах ходить начнет. И сам только на диванах лежать будет и кофий пить чашками большими. А служить царю-батюшке за жалование голимое больше и не надобноть.

Заинтересовался палач предложением боярским, но топор по-прежнему править продолжает. А народишко уже гудит недовольно тем временем. И послы заморские на часы посматривают. И царь ножкой нетерпеливо топает. Уж больно он до зрелищ оных охоч был.

Но палач преданный спиной к нему повернулся и с боярами договариваться принялся. Мол, неплохо было бы и экипаж аглицкий на колесах дутых. И топор новый стали немецкой для продолжения работы в эмиграции. А жинку в меха не надобноть. Лучше бы другую подобрать. Помоложе, да с внешностью модельною.

На все бояре согласные, лишь бы перестал палач топор свой править. А то тот уже блестит да на солнце переливается. Наконец, по рукам ударили. Воткнул свой топор палач в плаху деревянную и так сказал речь прощальную царю-батюшке:

— Не вели казнить, вели миловать. Служил я тебе честь по чести двадцать лет и три года. И нажил только что угол съемный на задворках дворца твоего, да геморрой болезненный от сидения долгого в работы ожидании. А тута за пять минут все свои проблемы решил, да еще и от женки надоевшей избавился. Прощай, царь-государь, и зла не держи на меня.

И сел палач тут же в экипаж аглицкий на колесах дутых. Обнял молодуху внешности модельной, боярами в тот экипаж подсаженную, поставил между ног топор новый производства германского и укатил за рубеж жизню новую налаживать.

А царь-батюшка сидит весь как оплеванный. Послы заморские над ним в открытую ухмыляются, а народишко, зрелищ лишенный, гудит недовольно и посвистывает.

А бояре, чудом от смерти лютой спасшиеся, так царю сказывали:

— Мол, не надо в стране нашей с коррупцией ентой бороться. К ней лучше просто привыкнуть, и она незаметною станет.

И пришлось с ними царю согласиться. И пошел он к себе во дворец ужинать. Шел и думал:

«Надобноть палача нового из-за рубежа выписать. Там, поговаривают, специалисты хорошие и взяток не берут».

«Там, конечно, не берут, — думали в ответ бояре. — Тута все берут».

Эх, Рассея!